озарение

практически все известные мне из аниме товарищи, у которых вокруг глаз наблюдается мощный макияж, имели хорошие такие проблемы с образом жизни и временем на сон.
Мурамаса вот выбивался, потому что нахрена ему яблоки, он же меч (тм), да и вообще с чего бы. но теперь! я осознал, как оно так.
*для подтверждения теории прилагается крупным планом печальная мордочка Мурамасы*

---
Сейретей, эн сотен лет назад.
Мелкий Кога, его Занпакто в материализованной форме, спустя неделю после истории с неосиленным Кидо.

- Мурамаса, Мурамаса, у меня получилось первое Кидо! Смотри! БДЫЩЬ!
- Аааа, крут, молодец, я же говорил, одобряю!

...

- Мурамаса, Мурамаса, у меня снова получилось Кидо! Смотри какое! БДЫЩЬ!
- Отличне Кидо, ты у меня крут и прекрасен! фап фап фап.

...

- Мурамаса, Мурамаса, у меня получилось двадцатое Кидо подряд! Смотри! БДЫЩЬ!
- Эээ, охренеть. Отличне Кидо, я в тебе не сомневался. Детка, а ты не устал, не? Два ночи уже кагбе.
- Нет! Я силён и крут, а ты у меня самой охуительный на свете меч! Давай ещё тренироваться.
- Эээ, ну попробуй, конечно...

...

- Мурамаса, Мурамаса, у меня получилось ещё более крутое Кидо, смотри! БДЫЩЬ!..
- Кога, ты правда крут и приграсен, но на время посмотри уже! Четрые утра.
- Ну и чего? БДЫЩЬ же!..
- Ыыы....

...

- Мурамаса, Мурамаса!
- Кога! Восемь утра!..
- А чего, материализованным Занпакто разве надо спать?
- После тебя кому угодно надо...

...

- Мурамаса!..
- БЛЯЯЯЯ...
- Ну Мурамаса!
- Всё, я тебя не слышу, ничо не знаю, у меня отсохла голова и вылились глаза, дай мне тихо умереть в углу, гиперактивное чудовище...
- Чего?
- ...Ничего, детка, тебе послышалось. Ты сильный и охуительный у меня, куда я от тебя денусь.

...

- Мурамаса, Мурамаса, у меня получилось триста двадцать седьмое Кидо подряд! Смотри...
- Всё, нахуй, я не могу больше! Третьи сутки!..
- ...
- Кога?
- МУРАМАСА. Я СКАЗАЛ. КИДО.
- ...Фап. Понял. Молчу.

Сейретей, эн сотен лет назад. Раннее утро. Равалины тренировочного полигона шинигамьей академии. Бледный Мурамаса сидит на последнем целом обломке с осколком зеркальца в руках и задумчиво размазывает вокруг красных недосыпных глаз тени из косметички прямо пальцами, периодически попадая длинным ногтем себе в глаз.
Мелкий Кога дрыхнет головой у него на коленках с довольной мордой и опалённой красной косичкой за ухом.
Рассвет.

6.

Иногда Мурамаса думает, что даже его сила имеет какой-то предел, и этот предел наверняка давно пройден.

Он смотрит в глаза своему отражению в прозрачной воде. Протягивает руку, как во сне, раскрывает ладонь - смотрит не отрываясь, до боли в глазах, до тумана вокруг единственной точки, куда направлен взгляд, и словно со стороны слышит шёпот. Слов не разбирает.
Слова по-настоящему никогда не были нужны.
Тысяча гибких светлых лент, заканчивающихся длинными когтями его рук, оплетают отражённую в воде тонкую фигуру со всех сторон. Мурамаса чувствует, как они обвивают его, обнимают, сжимая плечи, закрывая всё плотнее от всего вокруг.
Шёпот тянется в самую глубину, под сердце, минуя разум, минуя любую преграду, как вода. Как происходило тысячи раз. Шёпот холодной змеёй, ядовитой лианой прорастает в самое нутро, цепляется за самые живые, самые чистые инстинкты, самые напряжённые - до крика - звенящие струны внутри, впивается в них когтями, едва не обрывая, разносит резонансом до такой силы и концентрации, что всё остальное становится неважным.

Они всегда шли за его шёпотом. Вырывали из себя самое сокровенное, настоящее, главное, чего хотели, и позволяли вести себя за эту нить куда угодно, потому что сильнее её не существует.
Никакие другие связки не выдерживают такого напряжения, любые узы или стремления рвутся, словно нити паутины, оставляя только одно, подлинное и по-настоящему сильное желание.
Убить. Сбежать. Получить силу.
Самые сильные инстинкты чаще всего - самые злобные и простые. И когда они достигают критической концентрации, обрывается и уничтожается всё, что способно помешать их воплощению, всё перестаёт иметь смысл и сжигается этой открывшейся силой, всё становится ненастоящим по срванению с ней и исчезает.
Даже связь между Шинигами и его Занпакто оказывается слабее этого.
Рвётся.
Тает, освобождая обе души друг от друга и оставляя каждую наедине со своей сутью.

Мурамаса очень смутно понимает природу своей силы, но в те редкие моменты, когда отчаяние накрывает его с головой и становится слишком похоже на безумие - ему и вовсе плевать.

Очередная волна, поднятая ударом по воде, отступает, обнажая белые источенные камни и обломки колонн вместо берега.
Мурамаса падает на колени, закрывает лицо руками, до боли врезаясь когтями в виски. Долго, с хрипом пытается отдышаться - аорту сдавило судорогой и никак не хочет отпускать, и дело вовсе не в том, как долго он не чувствовал воздуха в лёгких от напряжения.
Бесполезно.
- Почему? - шепчет он, с усилием разжимая зубы и не поднимая головы. - Скажи мне, почему?..
Ему плевать и на то, что сейчас он сам похож на тех, кого отсекали друг от друга тонкие мощные лезвия его главной атаки, и для этого понадобилось однажды гораздо меньше.
- Почему...
Наконец Мурамаса поднимается, на подкашивающихся ногах добредает до ближайшего обломка белого камня. Долго стоит, опираясь на него затылком и закрыв глаза. Подрагивающие пальцы чуть скребут по камню, оставляя длинными когтями тонкие бороздки, но постепенно тоже успокаиваются и становятся почти неподвижными.
Приступ слабости проходит, не оставив следа, кроме узких длинных царапин на ровной каменной поверхности.
- Прости меня, - шёпотом произносит Мурамаса, выпрямляясь. - Я всё верну. Я всё исправлю, ты знаешь это.

Даже если бы он попытался сделать это на самом деле, используя всю свою силу, - бесполезно.
Невозможно.
Никогда.
- Я всё исправлю, Кога.
У Занпакто Мурамасы давно остался единственный подлинный и самый сильный инстинкт, который владеет его душой слишком прочно и слишком долго, чтобы его можно было перерубить даже тысясчей таких же сильных мечей.

Мурамаса повторяет его имя, как заклинание, и чувствует, как тонкий росток чего-то вроде сомнения или страха у него внутри сгорает начисто, рассыпается в белую пыль, оседающую к его ногам.
Вдыхает полной грудью, не обращая на неё внимания, и наконец отрывается от камня.

зарисовка.
АУшечка-перевёртыш, очередная версия альтернативного пост-филлерного. Кога-апгрейд-версия/Мурамаса. рейтинг традиционно членовредительный, но не страшный. предупреждение: обоснуя особого не имеет, фиксировалось ради одной фразы, остальное пришито постольку, поскольку автор любит смаковать замаскированную ангстолирику и никак не придумает, какая версия хеппиенда для помечтать ему нравится больше.
более отмазок у автора нет. на свой страх и риск.

1.

- Что тебе надо.
- Я - Шинигами, - говорит он, делая шаг вперёд. - Я ищу себе новый меч.
Мурамаса медленно выпрямляется, всё ещё касаясь стены одной ладонью.
- Вот как, - бросает он, поднимая глаза.
Стая неразличимого отребья за спиной Шинигами всколыхивается, как грязное болото, затопившее вход в руконгайский тупик. Скалятся, сутулятся, хрипят на выдохе, похожие на выползших из гнезда Пустых.
Считай, окружили.
Мурамаса стирает с лица некстати застывшую на губах усмешку.
- Что же случилось с твоим предыдущим мечом, Шинигами?
- Мой меч, - край его рта едва заметно надламывается, и это тоже меньше всего похоже на улыбку.
Стая замирает, словно почуяв что-то в водухе.
- Я сломал его своими руками.

2.

Мурамаса вздрагивает и на секунду думает, что застрявший в горле выдох перебил ему кадык. Потом медленно качает головой, продолжая смотреть в зелёные прищуренные глаза.
Мальчишка выглядит как настоящее руконгайское рваньё, но Мурамаса видит его стойку, видит глаза, слышит голос, - и этого уже было бы достаточно. Но Мурамаса чувствует его реацу - и знает, что тот тоже чувствует.
По реацу и нашёл, скорее всего. Её всё труднее бывает сдержать или скрыть, когда приступ скручивает слишком внезапно.
Глупо было надеяться.
Мурамаса отворачивается, медленно переводя дыхание, и глухо произносит:
- Я больше не играю в эти игры.

Снова лёгкое движение реацу в воздухе - даже жеста не понадобилось, мало кому удаётся так надрессировать местное зверьё почти без духовной энергии, - и меньше чем через секунду несколько стоящих в первом ряду бросаются вперёд.
И отлетают с хрипом от единственного взмаха рукой.
Мурамаса перехватывает катану, успевает бросить взгляд в полыхнувшие глаза, - оставшаяся горсть кидается на него из-за спины Шинигами, так и не успев сообразить, что случилось с собратьями.
Снова полоснув мечом, - они слабее Пустых, а с Пустыми Мурамаса научился за это время обращаться лучше многих, - он взмахивает свободной рукой, раскрывая тускло мерцающие когти хищным бутоном. По-настоящему их не достать, конечно, у них и нормального оружия-то нет, не то что настоящего меча. Но зафиксировать и не дать больше двинуться куда не нужно - этого ещё никто не отменял. Ни для Пустых, ни для прочих...

Он не успевает отследить, в какой момент между распадающимися скорченными силуэтами мелькает светлая молния - а в следующую секунду мощный улар припечатывает его руку к стене, едва не раздробив запястьем заскорузлый камень.
Мурамаса вскидывает голову, на секунду растерявшись. Человек, стоящий сейчас с ним лицом к лицу, голыми руками удерживает его от удара, и в яростных глазах волной поднимается знакомая глухая злоба.
...Глупо было вообще много чего, думает Мурамаса, размахиваясь второй рукой.
Длинные когти входят ему точно в солнечное сплетение, туда, где сходятся рёбра, вместе с ладонью. Распахиваются крючьями, впиваются глубже, в самую душу, откуда он привык выдёргивать самые сильные и звонкие струны. Откуда вырвал их когда-то столько, что в ушах звенит теперь от тока реацу, отдаётся внутри камнепадом. Мурамаса сжимает когти, вцепляясь крепче, и рывком...
- Я тоже, - жёстко выдыхает Шинигами возле самого его виска, перехватывая его руку.
Словно тисками сдавливает выше запястья.

Мурамаса неловко дёргается в сторону, инстинктивно попытавшись отдёрнуть руку.
Не выходит - сумасшедший мальчишка держит с такой силой, какой Мурамаса в нём и не помнит. Тогда он стискивает пальцами что-то внутри, сжав зубы и продолжая смотреть не отрываясь в нависшее над ним лицо.
И вдруг замечает, как расслабляются его черты, в несколько мгновений становясь настолько спокойными, почти умиротворёнными, что на секунду ему становится страшно.
А потом до него доходит смысл того, что ему только что сказали.
Широкая сухая ладонь сжимает его руку, по запястье ушедшую в чужое тело и душу, почти разламывая кость, и Мурамаса узнаёт бьющийся в ней пульс.

3.

"Вспомни, кому ты принадлежишь".
Единственная честная фраза, которую он смог тогда вытянуть из ледяного Занпакто, потерявшего все воспоминания и цели после того, как оборвалась связь с его Шинигами. Наверное, когда вместе со сковывающей тебя цепью рассыпается прахом и память о ней и всём, что тебя держало раньше, - это немного страшно.
Мурамаса не знает слова "немного".
Мурамаса потерял однажды гораздо больше, чем мог бы представить себе любой из них.
И сейчас ему кажется, что он почти способен вырвать это потерянное оттуда, где оно хранилось всё это время, вырвать с корнем, вернуть недостающий кусок себя, который болит незарастающей дырой под рёбрами так давно и привычно, что уже почти не мешает дышать. Он сжимает руку сильнее, чувствуя, как слабеют пальцы, омываемые потоком знакомой реацу, как словно растворяются в ней, и руку уже не выдернешь просто так даже не оттого, что её продолжают держать, перехватив капканом над запястьем.
Очень давно.
Мурамаса до сих пор плохо чувствует время, особенно в этом мире. Поэтому те несколько мгновений, что он смотрит в глаза человеку по имени Кучики Кога, длятся для него не меньше, чем все прошедшие до этого годы тишины.
Сколько бы их ни было на самом деле.

Остатки духовных тел невезучей руконгайской шпаны корчатся и распадаются в пыль у стен, постепенно истаивая без единого следа.

"Я сломал его своими руками".
Мурамаса усмехается и тут же судорожно вздыхает, потому что по горлу словно проскальзывает лёгкая трещина. Уходит куда-то в глубину и мягко сжимает сердце.
Слова Хьоринмару въелись в память, как ржавчина, которая проступает раз за разом, сколько ни счищай её с клинка.
"Вспомни, кому ты принадлежишь".
Я никогда не забывал, хочет сказать Мурамаса, но трещина сжимает горло кольцом, едва пропуская воздух, и тогда он просто опускает голову на оказавшееся слишком близко плечо. Прижимается к нему скулой и крепко зажмуривает глаза.

4.

На самом деле, он отчётливо видит на лице Коги сеть ломких морщин, особенно возле рта с одной стороны и между бровями. Чувствует огрубевшую кожу его ладоней, замечает на его скулах и под глазами почти неразличимые на вид, но глубокие шрамы от фиксирующих креплений ещё от того, самого первого ареста.
Всё это не мешает ему смотреть в зелёные глаза того мальчишки, который когда-то доказал ему, что достоин владеть своим Занпакто, что бы ни случилось. Ясные, знакомые, лишённые той непробиваемой мутной плёнки злобы и обиды, которую может оказаться однажды нечем рассечь.
И Мурамаса смотрит, думая, что кто-то из них двоих всё-таки сошёл с ума за это время.
И решает, что больше не боится оказаться этим кем-то сам.

Кучики Кога молча перехватывает рукоять своего меча, поворачивает клинок перед глазами. Лезвие на полсекунды отражает часть лица, губы, надтреснутые с краю чем-то, напоминающим знакомую улыбку. Не разберёшь, чью.
Когда он на пробу взмахивает мечом, клинок рассекает тишину руконгайского переулка, словно быстрый выдох.

очередной побочный эффект тм

фандом: бличег, пейринг: Кога/Мурамаса, рейтинг: R,
таймлайн: на момент примерно окончания филлер-флешбеков (Кога шляется где-нибудь по окраинам Руконгая, уже с мозгом вразнос и прогрессирующим дисконнектом, ещё не в гробеге), варнинг: домашнее насилие, элементы бдсм и членовредительства, тотал ангст, игры с альтернативной анатомией и альтернативным обоснуем.
за кого другого я бы размазал автора по стенке с такими боянами, но этим - всё можно.
варнинг для особо оптимистичных: трепетно-фиалочий текст про еблю и строданья с хреновым рейтингом и тупой кинк-штамповкой. неприличных слов нету, по морде и издевательства есть. да, у автора тоже есть примитивные кинки, и именно в таком виде он готов с ними работать. нет, пытаться превратить это в полноценный текст он не хочет, но совем похоронить было жалко, поэтому пусть лежит в открытке, кто не любит кактуса - слезай с кактуса. вы предупреждены.
зы. я их люблю, честно.

*

Занпакто не нужен сон.
Мурамаса лежит в темноте с открытыми глазами, изучая едва различимые в лунном отсвете контуры потолочных перекладин. Чувствовать под спиной сбитую ткань и под ней - край неровно лежащего футона - странно и неудобно. Материализация требует от Шинигами немалого количества реацу, как и от его Занпакто, но Мурамаса привык. Его банкай изначально предполагает материализацию и взаимодействие с реальным миром в непредставимых для других дозах. Его силы для этого более чем достаточно. Его реацу и его Шинигами.
Мурамаса смотрит в потолок, не моргая, и прислушивается к ровному дыханию в темноте рядом. Если протянуть руку в ту сторону, упрёшься ладонью в его обнажённую спину. Не стоит будить сейчас, думает Мурамаса и продолжает лежать неподвижно, разглядывая потолок над собой. Скула ноет и ощущается чем-то чужеродным, по ошибке приставленным к телу.
Занпакто чувствуют боль.
И голод. И ещё немало такого, что в реальном мире оказалось совершенно иначе ощутимым, чем можно было себе представить там, куда годами приходил к нему Кога. Мурамаса способен достаточно долго функционировать в материализованной форме, чтобы иметь возможность сравнивать.
Интересно, Кога понимает разницу?
Мурамаса касается в темноте собственного горла и думает: вряд ли.
Кроме скулы, болят нижние рёбра, туго перехваченные заново приведённым в порядок оби. И пальцы на правой руке - едва не выломанные из них с корнем когти и напряжённые, всё ещё чуть холодеющие суставы. Остальное тело лежит онемевшим камнем, кажется холодным и плохо ощутимым, пока не двинешься.
Ощущения возникают фрагментами и обрывками, смутно, сменяя друг друга и исчезая в этой ненастоящей темноте, постепенно рассыпаются невидимой пылью.
Сами по себе - не представляют ценности.

Когда Кога в очередной раз призывает его - уже после битвы, после стычки с помощниками со-тайчо, после всего, где это было бы оправданно, - Мурамаса знает, зачем. Узнаёт по голосу, по выражению, застывшему на лице, по сжатым в кулаки ладоням; просто не успевает ничего сказать. И не то чтобы очень хочет.
Когда Кога рывком опрокидывает его на пол - мимо косо брошенного футона, так, что в плече и локте отдаётся деревянный перестук, - он ничего не говорит и не пытается сделать. Просто смотрит, вывернув голову, в подёрнутые мутной плёнкой сузившиеся зелёные глаза, сжимает зубы крепче и думает: что происходит?
Думает: ты сам-то понимаешь?
Ещё думает: зачем?..
Кога захватывает его волосы всей ладонью, царапнув короткими ногтями по затылку, и резко дёргает назад, заставляя запрокинуть голову. Мурамаса шипит сквозь зубы, выгибается - Кога, тяжело дыша, наваливается сверху, перехватывает дёрнувшуюся было назад руку, заламывает ему за спину. Дальше вцепляется в бедро, снова заставляя извернуться, - так, с рукой и остальным, уже гораздо труднее молчать, - проезжается его коленом по полу, без лишних церемоний тащит подол вверх. И хорошо, что не пытается сорвать одежду, сейчас скорее придушил бы куском прочной ткани, чем справился.

Кога входит рывком, одновременно припечатывая его к полу сильнее и выкручивая руку. Мурамаса резко выдыхает, едва не взвыв в голос, пытается дёрнуться в сторону, потому что это больно, как зазубренным лезвием проткнули, и так же нелепо. Но Кога держит крепко, ещё отводит ему бедро, почти вывернув, и начинает двигаться - неритмично, судорожно, Мурамаса извивается под ним и скребёт пол свободной рукой так, что стружка вылетает из-под когтей.
- В чём дело? - выдыхает Кога, не останавливясь и сжимая ладонью основание его шеи, и у Мурамасы волосы дыбом встают от его дыхания по коже возле уха, несмотря на боль. - Тебе же раньше нравилось...
Где-то всё-таки трещит ткань, зазубренное лезвие входит на следующем рывке глубже и под другим углом, и Мурамаса снова выгибается дугой, ухитряясь на секунду обернуться и заглянуть ему в лицо.
- Тебе... тоже, - шепчет он хрипло, тут же снова сжимая зубы.
Сжатые пальцы словно каменеют у его шеи.
Целую секунду Кога молчит, замерев, - Мурамаса чувствует, как его одной только реацу вдавливает в деревянный пол, внутри горячо и больно, и почему-то холодеют пальцы, - потом бьёт.
Целится в лицо, но из-за неудобной позы удар смазывается на скулу, чиркает по виску. Кога бьёт ещё раз, с силой, потом впивается пальцами в его бёдра и снова начинает двигаться, быстрее и жёстче, не давая даже попытаться рвануться в сторону.
Мурамаса не издаёт ни звука - только дышит быстро сквозь сжатые зубы в такт его движениям, прикрыв саднящие под веками глаза. Впивается одной рукой в запястье Коги, одновременно разводя колени шире. Не потому что так будет легче, просто по-другому не получается.

Там, внутри его души, у Мурамасы было бы множество способов это остановить или как-то исправить. Но материальный мир - это мир Коги, не его, и когда Кога позвал его, он не мог не прийти. Материализованная форма Занпакто - одно из его преимуществ перед любыми врагами.
Одна из тех вещей, которые нужны от него Коге больше всего.
Кога снова дёргает его волосы назад, не переставая врубаться в его тело, тут же снова придавливает его шею локтем к полу. Мурамаса закусывает губы и, кажется, всё-таки врезается когтями в его запястье по-настоящему, хотя пальцы уже ноют от напряжения. Когти входят под его кожу неровно, впиваются, едва не выламываясь из пальцев Мурамасы, скребут, наверное, по кости внутри. Кога шипит, резко выворачивая руку, не останавливется, просто на следующем рывке дёргает его кисть, прибивает к полу, придавливая пальцы.
Это не просто грубость - он пытается причинить боль, намеренно. Не сломать, потому что Мурамаса ему нужен, но - сжать сильнее пальцы, ударить, вывернуть сустав. Войти резче, глубже, под более болезненным углом. Мурамаса хрипит, хватая ртом воздух, и жёсткая ладонь затыкает ему рот, чуть не сломав рывком шею, и ему действительно почти нравится.
Потому что это Кога. Потому что всё, что Кога может дать, Мурамаса готов принять и пропустить через себя, даже когда это злоба, обида, боль. Потому что, к Меносам любое притворство, Кога заставил его принять материализованную форму, и одновременно с ударами и резкими безжалостными рывками внутрь его тела - шарит свободной рукой у него в паху, бесстыдно задирая подол ещё выше. Потому что, рывком раздвигая ему ноги ещё шире и вдавливя его виском в пол, как продажную девку, - одновременно прижимает к себе изо всех сил.
Кога шипит что-то ему на ухо - и Мурамаса не разбирает слов, но чувствует его ярость, чувствует его желание, чувствует его страх. Эта неразделимая смесь сводит с ума, утопит, если задумаешься хоть на секунду.
Кога снова подаётся вперёд, рывком приподнимая его бёдра, и сжимает пальцы внизу; и это безумно больно, но у Мурамасы против воли мучительно выгибается позвоночник и голоса не хватает закричать.

Кога гордится своим мечом в бою, по-настоящему гордится.
Не скрывает восхищения его силой, подчёркивает раз за разом, что вдвоём они способны победить не одну группу врагов, неважно, Шинигами это, Пустые или кто угодно ещё. Кога является к нему в любом состоянии, и говорит с ним, и касается его рук.
Доверяет ему, как себе. Верит в него, как в себя.
Когда Кога первый раз пришёл к нему так - взмыленный, с шальными глазами и бьющей во все стороны реацу, сразу после боя с десятком Пустых, и прижал к обломку белой колонны, Мурамаса почти не сопротивлялся. Он сам когда-то научил юного Шинигами слушать свои инстинкты, получать своё там, где чувствует свою силу. Сам дал ему столько силы, сколько мог, своей и его. И всё, что происходило дальше, происходило по его воле.
Силы - много, ей недостаточно Пустых, недостаточно тех противников, которые ломаются меньше, чем с одного удара. Силе нужен выход и направление, если её разбудили, Мурамаса очень хорошо знает, каково это.
Им обоим - нужно, и Мурамаса принимает его силу и отдаёт свою, и по-другому просто не могло быть.

Кога снова дёргает его волосы назад, наваливается сильнее, и Мурамаса по резким рывкам, едва не разрывающим его на части, понимает, что осталось недолго. От этой мысли внутри напополам с болью скручивается тугая спираль, и уже почти всё равно, что Кога будет делать дальше.
Он - будет. Этого - достаточно.

Когда Кога первый раз взял его силой - по-настоящему, не сдерживаясь и не слыша сквозь ярость и гнев, пытаясь если не сломать, то наказать, причинить настоящую боль, за что-то, что ему не понравилось, - Мурамаса просто ничего не понял. Не сопротивлялся, не спрашивал. В сознании перемкнуло что-то, и даже сформулировать простое "Что с тобой случилось?" не вышло. Потом стало не до того.
После второго раза Мурамаса на него кричал.
Испугался - не за себя, за человека, которого увидел вместо того, кем привык считать своего Шинигами. Сильного, жестокого и несущего в себе такую концентрированную боль и обиду, что она выплёскивается из него вместе с тяжёлой, дробящей всё на своём пути волной реацу, и сбивает тебя с ног. Мурамаса злился, неумело скрывая тревогу, требовал объснений. Накричал первый раз за много лет, а когда Кога подошёл к нему - увидел на его лице только смесь недоумения, возмущения и обиды.
Кога подошёл и занёс руку - Мурамаса расцарапал ему щёку когтями и вышвырнул (едва стоя на подкашивающихся ногах, Пустые знают, каким усилием, но всё-таки это его мир и его реацу тоже) в материальный мир.
Кога не звал его долго - он подсчитал потом, вышло почему-то немыслимое время, больше месяца, - не обнажал меча, не пользовался банкаем. Гражданская война шла своим чередом, шла личная война Коги с Сейретеем и редкими Пустыми, попадавшимися на дороге. До Мурамасы доносились только слабые отголоски и эхо от вспышек реацу.
Потом Мурамаса не выдержал и пришёл к нему сам, и Кога был благодарен.
Кога касался его рук, и не отпускал, и прятал лицо у него на груди, как в детстве. И Мурамаса обнимал его, и выгибался в его руках волной, и гладил по волосам.
...Кога сжимает его пальцы - сжимает рукоять своей катаны - стискивает край его пояса, прежде чем потянуть вниз, и Мурамаса говорит: да.

Кровь настоящая.
Тело настоящее, оно едва выдерживает этот бешеный напор. Боль - слишком настоящая, она заполняет изнутри до краёв, смешиваясь с горячим и липким, уже не различишь, осталось ли там что-то целое, или как глубоко его пробило этим раскалённым лезвием.
Всё - настоящее, по крайней мере, до тех пор, пока он не уйдёт обратно во внутренний мир Коги. А он не уйдёт, пока Кога этого не хочет.
Реацу звенит в раскалённом воздухе вокруг, вспыхивает перед глазами искрами и молниями. Деревянный пол хрустит под его рукой, в ладонь впивается щепка, её тоже почти невозможно почувствовать. Мурамаса уже не пытается вывернуться, послушно изгибаясь так, как удобно Коге. Прикрыв глаза, дышит хрипло и тяжело, словно быстрые резкие толчки в глубину его тела насильно проталкивают и воздух через лёгкие, через онемевшее горло, через пересохшие искусанные губы.
Он словно издалека слышит долгий сиплый стон, успевает подумать, что не может же это быть его собственный голос. Но в следующий момент Кога рывком выгибается, впиваясь судорожно сжавшимися пальцами ему в рёбра, - и Мурамасу наконец накрывает волной.
Это всё Кога - сам он уже толком не распознаёт ни его руки внизу, ни бешеных рывков, вбивающих его в пол, - но накрывает так, что вся наполнявшая его боль вспыхивает, сметённая и переплавленная потоком жидкого пламени, камнепадом, прорывается сквозь него, за мгновение выжигая мысли, сознание, всё. Мурамаса извивается под ним, скребёт когтями пол, пытаясь свести колени, и это Кога - прижимает его к деревянному полу и почти насквозь проломил ему рёбра пальцами, это его, Коги, реацу бьёт сквозь обоих навылет, не давая выдохнуть, это его сила, сносящая всё на своём пути, помноженная на злобу, на желание, на обиду, на всё, что Кога разучился произносить вслух, сейчас говорит за него.
И Мурамаса принимает её всю, сколько может выдержать, и больше.
Остальное не имеет значения.

Это происходит не так уж часто, если подумать.
Кога внимательно рассматривает лезвие своего меча, ведёт по нему пальцами - медленно, почти нежно, и на идеально заточенной стали не проступает ни единой трещины, ни царапины. Взмахивает перед глазами, рассекая воздух - по клинку проходит тусклый, ровный блик. Рукоять мягко никнет к ладони, при желании в ней даже можно почувствовать эхо собственного пульса.
Иногда Кога приходит к нему, почти как раньше, говорит с ним, смотрит с таким теплом и касается так, как ни один Шинигами не подумал бы коснуться своего оружия. Иногда - не слышит и отмахивается от попыток заставить его посмотреть в глаза. После окончательной ссоры с кланом стало тяжелее - но Мурамаса не позволил всему зайти слишком далеко, и когда он своими руками уничтожал решётки его тюрьмы и убивал тех, кто стоял на дороге, он не сомневался в том, что делает.
Если единственный способ для Коги достичь своих целей - война со всем Сейретеем, Мурамаса будет его оружием и силой, как и тогда, когда воля Коги была в том, чтобы защищать теперешних врагов.
Если единственная возможность выразить и преодолеть - пусть на время - всю ярость, боль и тоску, которую будит в нём то, что происходит, - это отдать её Мурамасе, разделить с ним, как и силу, Мурамаса примет её столько, сколько нужно.
Пока не поймёт, где же кто-то из них ошибся.

...Потому что, как бы то ни было, а после таких срывов Кога какое-то время способен его услышать и задуматься о том, что он говорит. Потому что именно после - чаще всего случайно, не задумываясь, - приходит к нему сам, и слушая его и глядя в его глаза, Мурамаса видит как на просвет ту чистую пронзительную зелень, которая когда-то связала его крепче банкая.
Потому что, невзирая на всю боль, которую он чувствует в процессе, которую вбирает в себя до тех пор, пока Кога не получит своё, - когда чудовищная волна реацу накрывает обоих, едва не проламывая насквозь, - он знает, что хочет этого не меньше Коги.
Иногда Мурамаса думает, что если бы Кога решил на самом деле сломать его своими руками, это ощущалось бы так же ярко, болезненно и неотвратимо.
И, наверно, никогда бы для него не закончилось.

На самом деле, избавиться от боли легко.
Мурамаса - Занпакто, дух меча Шинигами, и когда Кога призовёт его в материальный мир в следующий раз, на его теле не останется и следа того, что с ним сделали сегодня. Можно уйти прямо сейчас, пока Кога спит - первый раз за много времени почти не вздрагивая во сне и не пытаясь выкрикнуть что-то, чего уже никогда не говорит вслух. Можно уйти и не чувствовать всего этого каждой частицей себя, хотя бы какое-то время. Просто Мурамаса не хочет.
Потолочные балки нависают над ним, пахнут старым деревом и пылью в полутьме, кажется, что слегка давят сверху. В мире Мурамасы нет никаких потолков, и ему всё ещё странно обращать внимания на то, что вокруг, если оно не Кога и не цель.
Боль медленно остывает где-то в глубине словно налитого свинцом тела, как затухающие угли. Реацу Коги изменилась за последнее время, её следы тают внутри постепенно, как отражение в темнеющей воде, и Мурамасе не нравится их незнакомый оттенок. Но он по-прежнему не понимает, почему это происходит, и что можно сделать, поэтому удерживает их - удерживает и ощущает, запоминая и вписывая в себя, изо всех сил.
Думает: то, что ты делаешь теперь с собой, гораздо больнее.
Думает ещё: я уже не знаю, для кого из нас.

Кога дышит во сне ровно, глубоко, беззащитно открытая спина слегка изогнута, край алого шарфа торчит из-под плеча. Мурамаса смотрит долго, обводя взглядом изгиб каждой мышцы и каждый недозаживший след от раны. Потом медленно вытягивает руку, проводит длинными когтями в воздухе возле самой его шеи. На секунду спокойное дыхание прерывается, едва заметно напрягаются и без того жёсткие плечи, словно Шинигами правда чувствуют движение до того, как оно будет закончено, - но тут же снова выравнивается, и Мурамаса отводит пальцы.
Доверяет, как себе. Верит, как в себя.
Мурамаса лежит рядом с ним на полу, на расстоянии вытянутой руки, и думает, что как бы то ни было, а Кога всё-таки научил его чувствовать чужую боль. По-настоящему, наглядно, на себе. Кто же знал, что это можно сделать разве что таким способом.
Он снова протягивает руку, раскрывая пальцы, и мягко дотрагивается ладонью до спины Коги. Замирает, просто держит руку, едва касаясь тёплой кожи. И через какое-то время ощущает, как расслабляется какая-то натянутая струна в глубине его тела, и тогда осторожно проводит ладонью к плечу, по одному из самых старых шрамов. Кога глубоко вздыхает во сне и прижимается плечом к его ладони.
Мурамаса закрывает глаза, продолжая едва заметно гладить его по плечу.
И отстранённо думает, что даже в том лесу много лет назад, со сворой Пустых, на которую бросился этот ненормальный мальчишка с негодным для настоящих драк шикаем, - ему не было так страшно.

ещё бличезарисовко, нерейтинг, Кога-Мурамаса-флешбек, вероятные вольные трактовки. к слову о мелких инициациях.
никакого подтекста, ваще никакого *рукалицо* всяко бывает, короче.

*

Когда Коге исполняется тринадцать, Мурамаса первый раз не рассчитывает силы во время одной из их бесчисленных тренировок. Успевает в последний момент отвести удар от открытой когиной шеи и попадает неудачно повёрнутым лезвием по собственному бедру.
Одну секунду - видит распахнувшиеся во всю ширину глаза Коги, две - тратит на то, чтобы окриком запретить ему опускать катану, пока ничего не закончено, и до конца боя щеголяет окровавленным подолом белого плаща.
Рана, да ещё от меча собственного Шинигами - для Занпакто ничто, от неё через несколько минут не останется и следа, оба это знают. Но бой Кога всё-таки проигрывает, трижды отвлекшись и таращась на алые разводы по светлой ткани во все глаза.

- Кога, в чём дело?
Мурамаса хмурится, убирая меч, подходит к нему. Мальчишка ничего не говорит в ответ, но когда он поднимает чуть потемневшие зелёные глаза, Мурамаса улавливает в них отголосок чего-то вроде тревоги. Куда он смотрел до этого - тоже, в общем, несложно догадаться.
Раны - ничто, здесь всё наполовину иллюзия, но у Коги Занпакто, который обладает способностью к материализации в любой момент, и кровь на нём - почти совсем как настоящая.
Мурамаса вдруг думает, что это алое пятно, притягивающее взгляд его Шинигами, может означать для него что угодно, и самая простая трактовка, которой можно испугаться - это слабость. Он сжимает губы в линию и глубоко вздыхает, потому что первое, что ему хочется сказать в этот момент, говорить глупо, малодушно и нельзя.
Не смотри на меня.

Вместо этого он протягивает руку, заставляя было снова опускающего голову Когу заглянуть себе в глаза, и жёстко говорит:
- Не смей за меня бояться. Никогда. Ты слышишь меня, Кога?
Тот смотрит долго, невыносимо долго, и Мурамаса уже думает, что вот только лекции о своих способностях и своём предназначении в рамках отдельно взятого Шинигами ему сейчас и не хватало. Очередной, которую этот Шинигами наполовину прослушает, потому что сейчас навоображает себе невесть чего, и придётся потом клещами из него тащить, что его тревожит на самом деле.
Но потом Кога всё-таки кивает, медленно и вдумчиво, словно на самом деле понял, и даже чуть улыбается ему - почти успокаивающе. Дурной мальчишка, думает Мурамаса, опуская руку, от такой ерунды успокаивать, сколько её ещё теперь будет. Когда-нибудь уже можно начинать взрослеть. Почему бы не в тринадцать, в конце концов.

Когда он наконец делает шаг назад, Кога всё-таки не выдерживает и снова соскальзывает взглядом вниз, к подолу его плаща.
Разумеется, ни следа той почти настоящей крови там уже не осталось.

очередное полу-АУ, зарисовко, миссинг-сцена и вообще баловство и текстом считать нельзя.
Мурамаса, Миназуки (про него/неё исчезающе мало инфы, так что почти гарантированно ООС), трёп за медицинские темы, наглое использование мастерской терминологии как попало. реально много необоснуйного трёпа. по-моему, он вообще по-хаусовски троллит, если честно

Ши-на-э.
Три слога, два иероглифа, пять трещин.
Пока - тонких, незаметных, в материализованной форме их можно с трудом нащупать на гладкой части длинных белых когтей, и они ровным счётом ничего не меняют и не мешают ничему.
В пяти местах примерно не мешают. В прошлый раз, когда Мурамаса их вообще заметил, были на двух.
Хотя прошлый раз был давно.

- С таким износом тебе до хагирэ недалеко. Мы видели такое - редко, в основном на мечах молодых неопытных Шинигами, у которых сталь не преднаначена для такого постоянного напряжения. Всегда начинается с шинаэ.
- Что значит - не предназначена? - равнодушно спрашивает Мурамаса.
Миназуки качает головой, судя по движению широкого капюшона.
- Зависит, - задумчиво произносит он, не меняя интонации. - Если бы речь шла об обычном мече или даже асаючи, было бы - из-за плохой проколки стали, к примеру. Или из-за того, что владелец слишком усердно отрабатывает неверную постановку удара, а меч изначально имеет какой-то дефект или дисбаланс, который никто не додумался выправить. Но мы говорим о полноценном Занпакто. Так что зависит прежде всего от Шинигами и от его...
- Хватит, - раздражённо отмахивается Мурамаса, проводя ладонью перед тёмным пятном под его капюшоном там, где должно быть лицо. Длинные когти чертят в воздухе полукруг, и Занпакто главы медицинского отряда пожимает плечами и едва заметно склоняет голову. - Меня не интересуют ваши теории. Ты знаешь, что можно с этим сделать сейчас?
- С шинаэ? Простой меч-асаючи требовал бы в этом случае просто лёгкой обработки, даже без перековки. Это у них почти всегда трещины по внешнему слою. Если дело в методах работы - помогает их сменить. Если в изначальной недозакалке - помогает... До следующего раза. В любом случае - в таком виде это не серьёзный дефект. Тем Шинигами с шинаэ на мечах мы обычно говорили то же самое. Многие справлялись.
- А хагирэ? - хмуро спрашивает Мурамаса, постукивая кончиками когтей по поверхности стола.

В пещерах стоит тишина, и этот лёгкий перестук звучит непривычно громко, отражается эхом от каменных стен. Большая часть Занпакто вполне добровольно отправлены в сторону Сейретея организовывать очередную акцию устрашения. Катен Кьокоцу и Соге но Котовари водят символические хороводы вокруг барьера Ямамото. Даже оставшиеся без дела крайне полезные участники восстания вроде Хайнеко и Тобиуме в кои-то веки нашли чем себя занять вне основной базы и командного центра.
Поэтому сейчас Миназуки сидит напротив него и внимательно рассматривает зазубрины и трещины на его когтях - единственное отражение того, как бы эти незаметные отметины выглядели на лезвии. И поэтому Мурамаса слушает его, почти не перебивая.
- Хагирэ как зазубрина не представляет большой проблемы и лечится почти так же, - мягко произносит Миназуки. - Её легко заметить, опознать, исправить. А вот если хагирэ уходит глубже, в настоящую трещину... Ты её можешь не заметить, пока не окажется, что поздно править, в общем.
- У меня есть методы с этим разобраться. Они ещё ни разу не подводили. Но я тебе благодарен за сведения.
Миназуки молчит какое-то время, потом тихо задумчиво добавляет:
- Верю тебе. Твой Шинигами, кем бы он ни был, не слишком задумывался о таких вещах, я полагаю.
Тишина замирает, как камень перед обвалом.
Мурамаса широко распахивает глаза и набирает в лёгкие воздуха, чтобы сказать что-то очень злобное, вероятно, - но в последний момент передумывает. Медленно выдыхает, улыбается устало и чуть грустно уголками тонких губ и едва заметно качает головой.
- Они вообще редко по-настоящему понимают что-то в таких вопросах.
Миназуки понимающе наклоняет голову, и Мурамаса медленно протягивает раскрытую ладонь в направлении его лица.

Тонкие длинные когти складываются к ладони один за другим, ровными отточенными движениями, притягивающими взгляд, и никакие зазубрины этого процесса нарушить не в состоянии.
Когда до полностью сложенной ладони остаётсяс всего один, Миназуки негромко замечает:
- Я здесь по своей воле, Мурамаса-сан.
- Как и все мы, - соглашается тот.
- Да, как и все. Я имею в виду, что понимаю достаточно, чтобы не рассуждать о таких вещах вслух и с каждым встречным. И если ты захочешь, чтобы я забыл этот разговор, как только мы закончим, мне будет несложно это сделать... не прибегая к твоей помощи.
Про Миназуки вообще мало кто представляет, что он такое под своим капюшоном и почему пошёл за Мурамасой на самом деле. Но до сих пор Занпакто тайчо четвёртого отряда не проявлял лишней инициативы и не пытался подвести. Половина участников восстания его чуть скрипучего мягкого голоса вообще не слышала.
Это всё, конечно, ни слова не говорит о том, можно ли ему верить.
Мурамаса смотрит несколько секунд на свою кисть, потом переводит взгляд на него.
- Ну кто вам всем сказал, - тихо смеётся он, снова распахивая перед ним ладонь, - что дело вообще в этом?
И лёгким, единым движением сжимает пальцы до конца.
Смех, непохожий на смех, дробится по стенам пещер быстро затихающимм эхом, и Миназуки ему больше не отвечает.

Трещины-шинаэ в когтях едва заметно мерцают в полутьме пещеры, когда он раскрывает ладонь снова.
Кажется, что на секунду вспыхивают режущим глаз отсветом. Матовым, тусклым, прозрачно-синеватым.
Почти живым.

*гоблинские примечания, на случай неочевидности.
гоблины не знают основ кузнечного дела настолько, чтобы утверждать что-то всерьёз про перековку нормальных катан или починку повреждений. про занпактовое - взято из домыслов и головы, считать матчастью не рекомендуется.
ps. Ш/Синаэ (撓え). Незначительные дефекты в местах изгиба, возникающие вследствие усталости материала на этих участках. Проходят как правило перпендикулярно к клинку в той части, которая сделана из незакалённой стали. Не считаются серьёзными дефектами.
pps. Хагирэ (はぎれ). Появившаяся на линии закалки (хамон) зазубрина, а также сильный изгиб клинка может спровоцировать микроскопическую трещину — хагирэ. Зазубрина обычно хорошо заметна и не представляет большой опасности для меча, в то время как трещина, которую очень трудно разглядеть, является фатальным дефектом.

фандом: bleach, Кога|Мурамаса плюс комплект Пустых, очередной флешбек-15, рейтинг условно пг-13 (за подразумеваемый юст сугубо), флафф и суровое боёвко, дальше как положено.
прим.: 3 штуки драббла, которые на самом деле один, но меня фейспалмит цыфра в четыре тыщи слов.
варнинг: я не умею писать боёвку. даже хуже, чем пвп.
варнинг-2: боевая деметра, рецидив.
вы предупреждены.

*

- Ещё раз.
- Ещё? Нет, подожди, что-то не то.
- Ещё раз.
- Но я думал...
- Кога.
Мурамаса скрещивает руки на груди, строго глядя на растрёпанного мальчишку с катаной в руках, сверлящего его яростными зелёными глазами. Длинная алая прядь у виска, которая обычно торчит дальше других, прилипла к мокрой шее и уходит концом под перекосившийся ворот хаори.
Мурамаса не выдерживает и улыбается уголками губ.
- Ты слишком много думаешь. В бою это делает тебя медленнее и не даёт использовать всю твою силу. Ты уже знаешь, как работают твои Кидо и какие удары у тебя проходят лучше других. Твоё тело это знает. Но чтобы атаковать меня по-настоящему, этого недостаточно.
Кога опускает катану и делает шаг к нему, глядя во все глаза. Мурамаса качает головой, и лезвие тут же снова взлетает в воздух.
- Сейчас нам не нужно, чтобы ты думал. Я хочу, чтобы ты делал то, что говорит тебе инстинкт.
- Инстинкт?
- Да, именно. У любого живого существа есть инстинкты, которые подскажут, что делать, когда думать нет времени, Кога. Вот что мне нужно, чтобы ты понял и услышал.
Кога закрывает глаза, не выпуская катану из рук, медленно глубоко вздыхает. Набежавший ветер едва заметно шевелит его неровно остриженные волосы.
Мурамаса медленно протягивает в его сторону раскрытую ладонь, в которой тут же собирается из мерцающих частиц реацу рукоять точно такого же меча.
- В тебе есть огромная сила, ты знаешь это, - негромко продолжает он. - А у любой силы есть стремление. Она будет искать выход, как только почувствует, что ты готов ей его дать. Я хочу, чтобы ты услышал это стремление. Не думай. Действуй. Сейчас же!..
Ствол дерева, стоящего в двух шагах от него, раскалывается надвое, когда Мурамаса отбивает первый удар.
Второй Кога наносит почти сразу же, едва не отбросив его потоком реацу назад. Мурамаса широко распахивает глаза, отбивает ещё несколько атак, всё-таки отступает на пару шагов. Кога не останавливается, продолжая набрасываться на него со свистящим в воздухе лезвием.
- Понял, - выдыхает он с одним из ударов, и Мурамаса почти успевает снова улыбнуться.
Кога не думает о защите, нападает, едва ли не закрыв глаза, и реацу бьёт разрядом, разлетаясь вместе с искрами от попадающих друг по другу лезвий.
Звуки ударов отдаются в лесу многоголосым эхом. Вспугивают каждые полминуты взлетающих с деревьев птиц.

- Понимаешь, - говорит Кога, сидя на остатках развороченного ствола и болтая в воздухе ногой, с которой сорвало сандалию где-то в середине одного из спаррингов, и никто не заметил, куда она делась. - Они меня хвалят, говорят: ты молодец, у тебя получается лучше других, а я не знаю, верить ли. Особенно, когда лучше. Мне кажется, они снова говорят так, чтобы я не приставал к ним и можно было идти дальше, не заморачиваясь на тренировки. – Молчит пару секунд, задумавшись, потом добавляет: - Мне всё ещё странно, что они вообще на меня смотрят прямо.
- Тебя есть за что хвалить, - замечает Мурамаса, опираясь на соседний ствол, каким-то чудом наполовину сохранившийся в вертикальном положении. - Ты действительно работаешь изо всех сил и вкладываешь гораздо больше многих. И, с твоими способностями, у тебя получается.
- Но я же вижу, где нет! - Кога взмахивает мечом, которого так и не выпустил из рук. - Если даже мне понятно, сколько я ещё не могу по-настоящему, не могут же они этого не видеть?
Он сидит на одном из самых мощных поваленных стволов, свесив ноги, не достающие до земли. То, что осталось от деревьев поменьше, валяется вокруг, хаотично покрывая широкую поляну, которая ещё недавно была частью леса. Некоторые деревья так и осталась торчать из земли пнями или высокими столбами, с которых попросту снесло верхнюю половину. Эти напоминают Мурамасе срезанные колонны, к которым он привык в своём мире. Но этих - меньшинство.
- Ты требуешь от себя всего и сразу, - качает головой Мурамаса. - И сам себя начинаешь вязать по рукам и ногам за это.
Единственная оставшаяся нетронутой высокая точка рядом - вывороченный неведомо когда и кем из земли обломок скалы, наполовину заросший мхом и редкими жёсткими плетьми какого-то плюща, тоже красуется несколькими свежими сколами и выбоинами. Это уже от Кидо - чего-чего, а не жалеть реацу на отработанные атаки Кога и вправду научился, даже если сам постоянно об этом забывает.
Впрочем, за последний год он научился не только этому.
- Раньше с тобой такого не бывало, - добавляет Мурамаса, вглядываясь в его лицо.
- Я расту наконец, может? - улыбается Кога.
Улыбка выходит слегка вымученной и не очень похожей на ту, с которой он пытается иногда шутить.

Мурамаса чуть слышно вздыхает. Протягивает костистую ладонь, берёт у него из рук меч. Сделав несколько шагов назад, легко размахивается, обозначает в воздухе пару ударов. Лезвие, нитью рассекающее воздух, ловит и тут же отбрасывает несколько бликов от солнца.
Кога наблюдает за его движением с обычным своим сосредоточенным выражением на лице и, наверное, думает о том, чего так и не стал договаривать вслух. Во всяком случае, Мурамаса на это надеется, давая ему время осмыслить самому.
- Не верить в себя и свои силы, - наконец произносит он, опуская меч и снова глядя Коге в глаза, - это такая же глупость и заносчивость, как считать себя лучше всех заранее.
- Да? - с сомнением тянет Кога, нахмурившись. Соскальзывает ногой в запылённом таби на разрытую землю, в которой у Мурамасы каблуки тонут, если он стоит на месте.
- Да. Какая разница, игнорируешь ты свои ошибки и слабости, или так же отказываешься принять и не ценишь ни своих усилий, ни того, чего добился?
- Сенсей сказал один раз, - задумчиво говорит Кога, подходя к нему и кладя ладонь на рукоять своего меча в его руках, - что лучше считать, что ничего ещё не добился, и продолжать тренироваться, стараться работать больше и лучше. Ну, что лучше ошибиться в эту сторону, чем наоборот.
Мурамаса ждёт, когда он найдёт нужный угол и возьмётся за рукоять увереннее, на секунду прикрывает глаза. Потом медленно повторяет последнее движение, задерживая лезвие на смене угла. И ещё раз, пока юный Шинигами примеряется к тому, как удержать его, не отпуская контроль и не прерывая.
- А потом, - добавляет Кога, крепче сжимая меч и старательно и чисто повторяя движение снова. Перехватывает рукоять под самой рукой Мурамасы, и тот сдвигает пальцы. - Потом говорят мне, что я силён и талантлив, и что меня через полгода в Готэй-13 можно будет вообще брать... Знаешь, сколько Шинигами из любого выпуска туда берут, Мурамаса? Почти никого, считай. Я не знаю, как их понимать.
- Прежде чем понимать всех, кто рассказывает тебе про тебя всякую чушь, - шелестит голос Мурамасы у самого его уха, - попробуй хоть раз понять сам.
- Ты всегда мне это говоришь, - замечает Кога, держась прямо и не отводя меча от нужной траектории.
- Ты всегда забываешь. К тому же, как ты можешь ждать, что другие поверят в тебя и твою силу, если сам не хочешь в неё верить?
- Я хочу. Просто я не знаю...
- Я знаю. - Лезвие сверкает в воздухе, выводя сложный рисунок, и воздух иногда отзывается тихим свистом, в который вплетается негромкий шёпот. - Я знаю тебя, и знаю твою силу, Кога. Я - её часть. Я знаю, что ты достаточно силён не просто чтобы стать Шинигами - ты можешь стать тем, кто изменит этот Сейретей. Я знаю, что ты не опустишь рук, и что за тобой пойдут. И ты это знаешь, правда?
Вдалеке, среди густых крон уцелевших деревьев, снова поднимается ветер.
- Если не веришь себе или своим учителям - верь мне. Верь тому, что чувствуешь. Вот этому - верь, держи меч крепче и верь. Ты слышишь меня, Кога? Ты слышишь?

Руки Мурамасы по-прежнему лежат на рукояти чуть выше когиных. Лезвие движется жёстко, уверенно, не прекращая движения, выписывает в воздухе серию ударов, и воздух звенит и потрескивает реацу в тех местах, куда они приходились бы по телу противника.
- Смотри, - голос Мурамасы звучит каким-то немыслимым образом в такт этому звону, и Кога невольно улыбается, слыша в нём что-то, похожее на гордость. - Ты ведёшь его давно сам. Ты, не я. Что у тебя там не получалось?
Кога хочет сказать: ты прав, я понял же, - но это Мурамаса, он понимает всё и так, и движения клинка в когиных руках говорят ему больше, чем любые слова.
Ветер смеётся отголосками дальнего гула вдалеке и никак не прекращается.

*

Они появляются неожиданно и быстро, сразу стаей. Словно ждали неподалёку только какой-то паузы или одним им известного момента, чтобы напасть.
Мурамаса, внимательно слушающий Когу, вдруг замирает и шикает на него, прищурив обведённые тёмным глаза. Кога сперва не слышит ничего, продолжает увлечённо говорить, и тогда Мурамаса протягивает руку и быстро касается кончиками пальцев его губ, чудом не зацепив длинным когтем щёку.
В ту же секунду за спиной Коги раздаётся угрожающее хриплое рычание, в следующую - первая пара Пустых прыгает прямо на них. Мурамаса едва успевает рывком развернуть Когу за плечо в их сторону, пока тот, ещё не успев осознать, в чём дело, выхватывает меч.
Стая Пустых - настоящая стая, больше десятка, и ещё неизвестно, сколько выберутся в прореху за ними, лезут одновременно, наступают беспорядочной толпой. Мешают друг другу, поэтому медленно, - но всё-таки теснят Когу назад, заставляя его отбивать одновременно по два удара тяжёлых конечностей, уродливых шипастых хвостов, демоны знают чего ещё.
Не дают времени ни увернуться, ни по-настоящему атаковать, вынуждая тратить каждую секунду на то, чтобы отбиться от сующихся наперерез друг другу врагов. Словно их специально набирали таких, всю стаю - с почти одинаковой скоростью ползущих вперёд тварей с алыми искрами в тёмных глазницах на костяных мордах.
Рассуждать, впрочем, тоже нет времени.
И Кога отбивается - лезвие свистит в воздухе так, что звенит в ушах. Иногда сквозь этот свист и рычание прорывается скрежет или треск разламываемых костей - когда он всё-таки попадает удачно.
Пустые лезут полукругом, хаотично, но с одной стороны, как поток, и по крайней мере, это значит - не нужно прикрывать Коге спину.
Клинок его катаны пляшет в прозрачном воздухе, как бешеный, и почти каждое его движение зеркалом повторяет лезвие точно такого же меча, мгновенно соткавшегося в руках Мурамасы.

Кога отбивается молча, сосредоточенно, только иногда набирая в лёгкие воздуха, чтобы выпустить очередным Кидо.
Пустые напирают волной.
Разные, бьющие чем попало, одному из них Мурамаса сносит мечом переднюю лапу под самый корень и чуть не выворачивает себе сустав из плеча. Пустой рычит, оскалившись, и продолжает переть на него, выпустив сразу тройку новых конечностей, чуть ли не дышит сочащимся из всех ран голодом. Две Мурамаса отбивает легко, одним движением, третью – только успевает заметить, как несётся прямо в голову…
- Хьога Сейран!..
Ледяная глыба сносит Пустого и нескольких его собратьев, с оглушительным звоном раскалывается на части. Несколько осколков задевают Мурамасе щёку.
Мгновение он смотрит на проносящиеся мимо блестящие обломки – и тут же рывком, всем корпусом, уворачивается от одного и них, покачнувшись на врезавшихся в землю каблуках.
- Не отвлекайся! Впереди…
Кога то ли не слышит его хриплого окрика за рычанием и грохотом, то ли сам не успевает отреагировать. Очередная тварь с визгом выпрыгивает из-за двух других и цепляет его выдвинутой вперёд длинной челюстью за плечо. Тут же получает удар прямо между вытаращенных глаз, с хрипом отлетает, теряется за горстью угрожающе развернувшихся к нему Пустых в нескольких шагах. Кога замахивается снова, но тут же отступает ещё на шаг, вцепившись свободной рукой в раненое плечо.
Мурамаса слышит полуприкушенный стиснутыми зубами вскрик – его, не Пустых.
Чувствует, как под рёбрами разливается холод, словно пара осколков ледяной глыбы туда всё-таки попала, и теперь они тронулись вглубь. Выдыхает – на всё меньше секунды – и дальше крошит Пустых молча, без остановки, прорубаясь к Коге, с окровавленным плечом пятящимся к уцелевшей скале.
Думает – молодец, и сразу надо было туда, как только стало понятно, что не сбежать…
До Коги остаётся буквально три шага, когда очередная перекошенная костистая тварь выпрыгивает из ниоткуда прямо перед его лицом. Две похожие на каменные тупые лезвия конечности бьют почти одновременно с одной стороны – по плечу и ближе к запястью.
От мощного удара меч вылетает из пальцев, звякнув рукоятью по длинным когтям.
Дальше Мурамаса не думает. Слышит из-за спины Пустого пару коротких хриплых выдохов и свист лезвия в воздухе – и бьёт, рукой, не глядя, впиваясь когтями в хрустящую кость там, где у твари могла бы быть шея.
Тяжёлая кость хрустит под длинными пальцами, нижняя челюсть Пустого с треском врезается в землю под ногами Мурамасы. Сам он секунду спустя оказывается рядом с Когой и успевает отбросить ещё одну тварь, бросившуюся наперерез.
Окидывает мальчишку быстрым взглядом – всклокоченные волосы, бледное лицо с кровоподтёком у скулы и сжатыми зубами, катану держит обеими руками, потому что правое плечо раскромсано так, что на землю каплет. Могло быть хуже.
И ещё может стать хуже, в любую секунду.
Кога кивает ему, не отрывая взгляда от пары ближайших Пустых, когда Мурамаса сжимает ладонью другое его плечо.
Твари подбираются ближе, всего несколько оставшихся – крупных, злобных, настороженных, кажется, так и не сообразивших, сколько их собратьев уже распадаются темнеющим пеплом на взрытой земле вокруг, в куски покрошенные.
Первый – с разбитым на сегменты, как у гусеницы, громыхающим телом и жвалами на морде, бросается на них с глухим воем.
Мурамаса выгибается, прикрывая Когу плечом, и, оскалившись, выбрасывает руку вперёд.

Кога взмахивает мечом и снова промахивается.
Пустой с утробным рычанием отпрыгивает, пригибает остроносую шипастую голову, прижимается к земле, приготовившись к следующей попытке. Кога снова вскидывает меч.
На Кидо его уже не хватает. От усталости и боли в плече и почему-то виске сводит руки и кружится голова. Последние несколько тварей стали осторожнее, прекратили тупо лезть вперёд, и теперь пытаются обойти их, стоящих вплотную друг к другу у самой каменной глыбы, со всех сторон, пытаясь найти какую-нибудь незащищённую.
Кога надеется, что они достаточно тупые, чтобы не попытаться полезть на скалу и атаковать оттуда, но у него нет сил поднять голову и проверить. Да и эти сразу воспользуются шансом. Он сжимает зубы, быстро трёт одной рукой залитые мокрым и противным глаза.
И пропускает следующего бросившегося на них Пустого, разумеется.
Беспомощно вздёргивает меч левой рукой, целую безумно долгую секунду смотрит в зияющие темнотой несущиеся на него провалы на месте глаз.
Прямо над его головой раздаётся хриплое угрожающее шипение.
В то же мгновение нависающий над ним Мурамаса резко дёргает его за здоровое плечо назад, рывком бросаясь навстречу Пустому. Когтистая рука с растопыренными когтями вцепляется твари прямо в морду, с усилием сжимается, заезжая когтями под костяные пластины.
Пустой вскидывает передние лапы, наваливаясь вперёд всем весом. Мурамаса, сжав зубы, всем телом разворачивается, резко сгибаясь в сторону, и вырывает из его головы кусок костяной маски, срывая вместе с челюстью. Развернувшись на каблуках, одним прыжком возвращается на исходную позицию, снова оказываясь возле когиного плеча. Застывает, согнувшись над ним вперёд и тяжело дыша, с вытянутой в сторону остальных врагов когтистой длинной кистью.
Вторая его рука по-прежнему держит Когу за предплечье, и тот чувствует, как судорожно сжимаются его пальцы, чудом не распарывая кожу когтями.
Кога видит – чувствует прижатыми к его длинном жёсткому телу локтем и спиной – как Мурамаса снова напряжённо нависает над ним, пытаясь прикрыть со всех сторон сразу, чуть ли не зубы на этих тварей оскалив. Как спокойный, сдержанный обычно даже на междометия Мурамаса – быстро тяжело дышит, взмыленный, высокий, угловатый, как у него горло вздрагивает на каждом выдохе. Как Мурамаса, сильный и красивый, с этим своим мехом на плаще, затянутым оби и каблуками - похож сейчас на хищную птицу или загнанное в угол ядовитое насекомое, готовое оторванной головой выгрызать врагу последние хрящи из горла, - и понимает, что он не справляется.
И знает это.
- Мурамаса, - выдыхает он, крепче сжимая меч, и чувствует, как жёсткие пальцы стискивают ему плечо. – Я тут полечь… Не собираюсь. Честно. Веришь мне?..
Один из оставшихся Пустых всё-таки решается. На секунду прижавшись к изрытой земле, издаёт гортанный вопль и взлетает в прыжок.
Быстро, слишком быстро – Кога успевает вскинуть руку, истерзанной ладонью ему навстречу, и даже полслова на Кидо не выговаривает. Реацу бьёт тупо, потоком, вспышкой, Пустого сносит горстью серых клочьев, и когина рука тут же устало повисает вдоль тела.
Мурамаса прижимает его к себе одной рукой сильнее, не давая потерять равновесие, и произносит, не отводя взгляда от Пустых, негромко и твёрдо:
- Да.
Тогда Кога распрямляет плечи, как может, и решает, что терять больше нечего.

Враньё.
Мурамаса понимает, что не во что тут верить – оба уже на пределе, у Коги даже здоровая рука не может нормально удержать меча, а самого его шатает так, что если бы не опирался на Занпакто, упал бы, наверное, ещё две атаки назад.
Пустые не нападают – выматывают теперь, кружа рядом, чуя слабеющий контроль над реацу. Догадались как-то, что чем дальше, тем проще будет добраться до того, что останется от неудачливого молодого Шинигами с дурацким мечом, негодным для настоящей драки.
Мурамаса стискивает зубы и на полсекунды прикрывает глаза.
Здесь нет других Шинигами с их Занпакто, силу которых можно подчинить и направить, ни своих нет, ни чужих. Здесь нет даже того, что поддаётся иллюзиям, Пустых не зацепишь за чувства или инстинкт, они не то что шёпота не слышат - каждый из них и есть чей-то последний воплощённый инстинкт. Они прут напролом и плевать хотели на его силу, способную вывернуть любую душу наизнанку. Любую, кроме тех, у которых изнанки нет, у которых самой-то души почти не осталось…
Мурамаса сжимает когино плечо, смотрит вперёд, не опуская руки. Материализованная форма – последнее, что у него осталось против них, и меча в руках уже тоже нет. О том, сколько их он успеет отбить или даже уничтожить прежде, чем они всё-таки сломают Коге клинок, он больше не думает.
- …Тогда смотри, - доносится до него едва слышное, и он сперва даже не узнаёт этой интонации.
А потом Кога делает шаг вперёд, сбрасывая его руку с плеча.

Реацу звенит в воздухе, концентрируясь, собираясь вокруг сплошным потоком, начинает закручиваться спиралью, быстро перерастающей в водоворот. Воздух гудит от напряжения – Кога делает ещё пару шагов, ломко, опустив руку с волочащимся по земле мечом, прямо на Пустых, и те замирают, а потом начинают с тихим ворчанием пятиться назад.
В следующую секунду их пригибает к земле. Резко, волной, почти взрывом полыхнувшая чистая духовная сила – Мурамаса смотрит во все глаза, потому что его едва не сносит самого, и Кога продолжает медленно шагать вперёд в центре этого вихря, и его реацу волна за волной расходится по спирали вокруг, взрезая истоптанную землю и остатки покорёженных древесных стволов.
Пустые рычат, уже не разберёшь, от страха, голода или чего-то ещё, и кто-то из них снова пытается броситься вперёд. Шипастый хвост изгибается в светящемся воздухе, кажется, попадает по угловатой мальчишечьей фигурке в центре вихря, но Кога не обращает внимания, продолжая упрямо идти вперёд, наклонив голову. От каждого его шага, кажется, вздрагивает земля, и Пустых сносит одного за другим этим потоком, и даже если кто-то из них успевает в последнюю секунду ударить и даже попасть по нему – уже неважно.
Воздух оглушительно гудит и плавится, потоки реацу перекрывают друг друга, мечутся вокруг него, захватывая всё большую область и не ослабевая. И это – сила, чистая, почти неконтролируемая, у Мурамасы подгибаются колени и искрит в глазах, потому что Кога бьёт ею, не глядя и не думая, словно в трансе. И Мурамаса смотрит не отрываясь, раскрывая ладони, и шепчет беззввучно немеющими от напряжения губами: бери, всю бери, сколько сможешь, это твоя сила, тебя – не сломает, направь её только, вся – твоя, без остатка…
Грохот и треск в воздухе заглушает визг последних попавших в поток Пустых, ошмётками сереющего пепла разносит их по всем направлениям, а потом под ногами Коги взрывается земля.

*
- Тебе в четвёртый отряд надо, - говорит Мурамаса. Старается мягко, но голос у него тревожно позвякивает металлом в горле. - К вашим этим целителям.
Он сидит прямо на земле, изогнувшись в какую-то немыслимую угловатую позу, и держит голову Коги приподнятой на своих коленях, внимательно всматриваясь в его бледное лицо.
- Нет, - тихо, но упрямо произносит Кога. Приоткрывает глаза, и Мурамаса осторожно отводит кончиками когтей прилипшую к его лбу тёмную прядь. - Мне надо к тебе. Там спокойно. Там... отдохну.
- Не отдохнёшь, - качает головой Мурамаса. - Я могу тебе там душу починить, если захочешь, но не тело, Кога.
Он протягивает ладонь к ранам на когином плече, замирает, почти дотронувшись, колеблется несколько мгновений. Отводит руку. Проводит ладонью над скользящей раной на его рёбрах с другой стороны, словно пытаясь на секунду прикрыть. Крови вокруг столько, что не разберёшь, где ещё и как серьёзно его задело, но в том, что много где, Мурамаса не сомневается.
Он убирает руку, сжимает в кулак у бедра, упираясь длинными когтями себе в запястье.
- Вот это всё, - добавляет он, кивая на раны, - опасно. В четвёртом знают, что с этим делать. Я ничем не могу тебе с ними помочь, понимаешь ты?
- Всё равно не хочу, - с усилием выдавливает из себя Кога. - Они вопросы будут задавать. Что я им скажу?..
- Что победил целую свору Пустых, даже не используя шикая, - твёрдо говорит Мурамаса, и у Коги распахиваются глаза, когда он пытается сфокусировать взгляд на лице Занпакто. - Чего ты стыдиться собрался? Тебе гордиться надо. Если только перестанешь глупить и не убьёшься из чистого упрямства после всего.
Кога фыркает, заходится в коротком приступе кашля, тут же скривляется от боли. Мурамаса придерживает его голову осторожно, под затылок, вплетая тонкие когтистые пальцы во влажные встопорщенные волосы. Алые разводы расползаются по его подолу, пропитывая ткань, и Мурамаса по-дурацки думает, что не может же её в этом мальчишке быть столько, что уже на землю сползает пятнами и никак не остановится.
- Ты хочешь, - почти спокойным голосом говорит он, и сам слышит, как звякает нервная металлическая нотка в голосе, - чтобы из тебя вся реацу вытекла через эти дырки?
- Мурамаса, - тихо говорит Кога со слабым подобием улыбки на бледнеющем круче прежнего лице. – Я не маленький уже… Сказками меня пугать.
- Это не сказки. Это моя реацу тоже, я её чувствую. А ты ведёшь себя правда как ребёнок. Кога?..
Тот молчит. Лежит, незаметно закатив глаза, и легко неровно дышит, ткнувшись скулой в сероватую костистую ладонь.
Мурамаса шипит сквозь зубы, оглядывается по сторонам. Думает мельком – было бы весело обнаружить сейчас новую партию Пустых, почуявших такую мощную вспышку реацу и ставших от этого в два раза голоднее предыдущих. Тяжело вздыхает, на секунду прикрывает глаза, потом осторожно подхватывает неподвижное тело на руки.
Устраивает его голову на своём плече.
- Можешь потом меня в клочья искромсать, - шепчет, на несколько мгновений зарываясь лицом в пахнущие кровью и пылью спутанные волосы. – Я тебе дам сколько хочешь возможностей для этого. Выживи только сейчас.
Возможностей, думает он, будет столько, сколько понадобится. Потому что тренироваться дальше и требовать от себя большего нужно не только Коге.
Мурамаса снова вспоминает меч, выбитый и его рук особо шустрым Пустым, и с горечью думает: глупо.

Глупо и рано было опускать руки.
Глупо и рано было предполагать, что теперь всё будет просто. Коге всего каких-то пятнадцать лет, и как бы мастерски он ни владел катаной и Кидо, и сколько бы ни тренировался – глупо и рано было думать, что ему нужны способности шикая и банкая Мурамасы, и не нужен его меч.
Мурамаса знает, сколько раз целители четвёртого отряда собирали Шинигами буквально из клочков реацу, и ещё меньше он сомневается в способности Коги пережить и преодолеть ещё и не такие раны. Мурамаса думает: да тебе одного только упрямства хватит пережить их всех тысячу раз.
Но тревога не отпускает.
Меч, от мощного удара вылетающий из рук, едва не выломав при этом половину когтей. Шипастая лапа, врубается в плечо, словно топором, почти сносит в сторону от Коги, окончательно забывшего хоть как-то прикрыть левую сторону. Кога, качнувшийся вперёд с дикими глазами на усталом лице и слетающими с ладоней всполохами. Кога, от которого разлетаются во все стороны искры, обломки поваленных деревьев и Пустых, давящий и сносящий их чистой, концентрированной реацу, не обращающий внимания на достающие его последние удары. Кога, кажется, так и не поверивший, что враги вдруг кончились, с удивлением на окровавленном лице оседающий на землю посреди образовавшегося котлована…
Кога.
Мурамаса прижимает замершее жилистое тело к себе и легко поднимается на ноги. Не замечает, как каблуки опускаются в землю, вообще не чувствует веса. Только чуть расслабляет ладони, заметив, что едва не впивается когтями в и без того сочащееся кровью сквозь драные ошмётки ткани плечо.

Его хочется послушаться, как никогда.
Хочется забрать его туда, к воде и колоннам из тёплого камня, обвить тысячей гибких рук, оплести коконом и спрятать от любых Пустых, от Шинигами, от чего угодно, что может потревожить после всего, что ему досталось сегодня. Хочется дать ему столько времени, сколько понадобится, чтобы правда отдохнул и смог сам залечить свои раны, с его-то реацу, с его волей. Хочется оставаться рядом и вливать в него силу столько, сколько будет нужно, волной, потоком тёмной воды, с головой его накрыть, и не выпускать, пока сам не скажет.
Мурамаса знает, что нельзя.
Рано играть в такие игры, сейчас – уж точно рано, и пусть Кога говорит, что хочет, когда придёт в себя. Нельзя – и не только и не столько потому, что опасно оставлять такие раны на самотёк.
- Ты победил ведь, глупый, - тихо выдыхает Мурамаса ему в висок.
Так пусть они знают.
Потом, не теряя больше времени, разворачивается и, утопая каблуками в земле, уходит в сторону Сейретея.

фандом: bleach, всё ещё флешбеки и трёп, Кога-Мурамаса-концепт, пафозъ, вольные трактовки и ещё более вольные цитаты, немного про банкай. а так драббл и бессюжетье, угу.

*

На самом деле, у Мурамасы две настоящие проблемы, решения которым он не представлял очень долго.
И сейчас, когда возможность от них освободиться оказалась так близко, что вот-вот не выдержит проверки на прочность, они скребут изнутри особенно сильно.
Мурамаса - дистанционное оружие.
И - Мурамаса хочет крови.
Всё просто, как отблеск тусклого света в заточенном лезвии. Есть сила, не предназначенная для прямого удара в костяной щит или тренированное тело.
Шинигами сражаются с Пустыми. Рука об руку, спина к спине, в одиночку - неважно. Вероятно, любые другие враги не слишком отличаются от тех же Пустых. Любой ученик духовной академии, освоивший шикай, теоретически способен победить врага и защитить своих. Для этого нужна просто сила, желание и способность использовать свой Занпакто.
Какой Шинигами станет использовать для этого меч, чья главная сила - в том, что чужие мечи вокруг выходят из-под контроля и атакуют ближайшую цель, включая хозяина? Огромная сила, которая направлена не на врагов, а на тех, с кем вместе ты должен с ними сражаться. Которой проще рассечь прочнейшую цепь, связывающую Шинигами с его главным оружием, не приближаясь, чем проломить голову или корпус оказавшемуся за спиной Меносу.
Мальчишке-Шинигами, мечтающему защищать свой Сейретей с мечом в руках, досталось оружие дистанционного поражения, способное разнести на клочки основу всего сообщества, не сходя с места.
За его шикай Когу опасаются и не подпускают даже просто быть рядом подолгу во время обучения. За банкай - окончательно возненавидят, и Мурамаса слишком хорошо представляет себе последствия. Ни ему, ни Коге они не нужны.
Но клинок, раз обнажённый, должен почувствовать вкус крови, прежде чем вернуться в ножны. Это - больше, чем желание, больше, чем инстинкт. Это - смысл его существования, и это слишком часто оказывается сильнее любых доводов.
Именно поэтому - шепчи, Мурамаса, - даже просто направленный на врага, он тянется к нему, нащупывая и нашёптывая его душу, когда нельзя дотянуться до тела. Именно поэтому Занпакто окружающих Когу Шинигами чувствуют его освобождённую силу и жажду крови, заражаются ею и тонут в её потоке, и льющаяся кровь их владельцев тому подтверждение.
Именно поэтому на руках у Коги постоянно остаются мелкие и не очень раны и шрамы после тренировок с мечом в одиночестве. Именно поэтому - когда удаётся сделать так, чтобы их не было, - они остаются на руках самого Мурамасы. Ненадолго, не по-настоящему, почти не всерьёз, - но вынутый из ножен клинок должен попробовать крови, снова и снова, и почти неважно, будет это кровь врага, владельца меча или его Занпакто, не умеющего направить силу туда, где она не принесла бы вреда.
Тогда - ненадолго, не по-настоящему, почти не всерьёз, - становится легче.

Когда Кога первый раз произносит "Банкай", глядя ему в глаза, Мурамаса вздрагивает так, словно ему горло пережало. Ничего не успевает сделать - кажется, эхо над бесконечной гладью воды без всякой материализации разносит его быстрый сорванный вздох и гулкий стук клинка в руке о когти другой, и по воде внизу идёт тревожная рябь.
- Мурамаса?..
Он медленно качает головой, прикрывая глаза.
Кога подходит ближе, всматриваясь в его лицо, и, наверное, слышит грохот у него в ушах не хуже его самого. Банкай - это не просто очередной уровень силы и новая техника боя, которую можно освоить и надеяться, что сможешь контролировать так же, как предыдущие.
- А ты знаешь, - негромко спрашивает он, - что из себя представляет мой банкай?
- Нет, - безмятежно отвечает Кога, после чего, слегка нахмурившись, поднимает на него чистые, широко распахнутые глаза. - А что? Какие могут быть проблемы?
И Мурамаса смотрит в них, не зная, что на это можно ответить.
Этот мальчишка, не умеющий заговорить с большей частью окружающих и не удивляющийся, когда приходится прикрывать от них спину, умудряется доверять собственному оружию больше, чем самому себе. Смотрит этими своими зелёными глазищами в пол-лица и рассуждает про банкай так, словно речь идёт о ненатренированном приёме, который можно добыть походя и без особых последствий.
Мурамаса стоит какое-то время, выдерживая его вопросительный взгляд, потом снова качает головой, отступает на шаг и отворачивается.
- С банкаем ты действительно станешь ещё сильнее, чем сейчас, Кога. Но... - Он замолкает на секунду, тщательно подбирая слова, и спиной чувствует этот пронзительный взгляд в наступившей тишине. - Ты понимаешь, что тебя ждёт дальше, если ты сейчас это сделаешь?
И застывает, скрестив руки на груди, и беззвучно шепчет, едва позволяя губам двигаться: ты можешь меня заставить, Шинигами, уже сейчас можешь, мы ведь оба это знаем. Заставь, и я покажу тебе. Просто скажи.
- Что меня ждёт?.. - доносится из-за его спины ломкий мальчишечий голос.
И Мурамаса почти заметно вздыхает, чуть расслабляя плечи и снова прикрывая глаза.
Значит, ещё не сейчас.

Когда Кога уходит, кажется, так до конца и не поняв, о чём его попросили подумать на самом деле, Мурамаса долго повторяет про себя обрывки их разговора на разные лады. Рассматривает свои ладони, длинные острые когти, свистящие в воздухе при резком движении, как лезвие.
Приходит к выводу, что всё-таки ничуть не жалеет.
"Банкай," - шепчет почти неслышное эхо в ответ на его задумчивый вздох, и по воде идёт рябь.

Бьёт - значит, любит

- Бьёт - значит, любит, - авторитетно заявляет Мурамаса, с улыбкой скрестив руки на груди.
В пещере повисает настороженная и совершенно неуместная тишина.

Две прекрасные воинственные девы, переглянувшись, окидывают его хмурым, полным сомнения взглядом - одним на двоих. Это просто, потому что у каждой - по одному глазу, в котором отражается его бледное лицо, и потому что все их выверенные, ломкие движения - словно отражаются друг в друге, несмотря на то, что одна похожа на дорогую ойран без возраста и выражения на кукольном застывшем лице, а другая - на нелюдимого диковатого ребёнка, и лицо у неё вовсе закрыто плотной тканью почти полностью.
Имя у дев тоже одно на двоих.
Катен Кьокоцу.
Занпакто очередного не очень умного Шинигами, которым слишком давно не позволялось говорить вслух.
Мурамаса смотрит на них, почти слыша их мысли из-за этих застывших фарфоровых лиц, и ждёт реакции. Мурамасе некуда спешить, потому что главное условие прекрасные девы уже выполнили - пришли на его голос, безошибочно найдя дорогу и вход в закрытые от ищеек Сейретея пещеры, и теперь не так уж много зависит от того, что они скажут.
Что скажет старшая - потому что младшая не говорит, а бьёт сразу, на любое движение.

Старшая - с нетвёрдыми шагами тонких ног в высоких гэта, с повязкой на втором глазу и всеми своими звякающими при каждом шаге шпильками и подвесками, - вдруг окидывает Мурамасу внимательным оценивающим взглядом.
Рассматривает, как первый раз, бледное лицо с впалыми, густо обведёнными тёмным глазами, с едва стёртыми кровавыми разводами вокруг. Рассматривает всего его, прямого как струна, в плотно запахнутом и затянутом оби, словно ему постоянно холодно, плаще. Рассматривает целиком, от наглухо закрывающего шею платка до виднеющихся из-под подола тяжёлых каблуков, со скрещенными на груди когтистыми руками и вот этой почти издевательской - почти искренней и настоящей - улыбкой на губах.
В её единственном направленном на него глазу мелькает что-то вроде понимания.
И бездумным эхом отражается в глазу младшей катаны, равнодушно следящей за каждым их жестом.

- Если верить твоим словам, - наконец произносит старшая, улыбаясь ему в ответ точно так же искривлёнными губами, - ты и твой Шинигами очень друг друга любили, до конца, м?
Эту игру Мурамаса знает.
Он говорит, доверительно понижая голос и чуть склоняя голову обеим навстречу:
- Ты себе не представляешь, насколько.

Когда он отворачивается, жёсткая почти искренняя улыбка всё ещё пересекает его лицо, словно трещина.