Кога всегда старался следить за погодой в своем внутреннем мире. Рельефные колонны, величественно вздымающиеся из океана - зрелище прекрасное и покоряющее сердце... но только когда океан спокоен, а на лазурную воду падают теплые солнечные лучи. Когда же бушует шторм, о каменные столбы с шумом разбиваются черные валы, увенчанные грязно-серой пеной, и нет никакого укрытия от непогоды, находиться во внутреннем мире, должно быть, отвратительно. Поэтому с тех самых пор, как впервые услышал голос своего занпакто, первый раз спустился в их общее святилище и понял, что это - не столько отдельный мир, сколько отражение его собственной души, Кога не давал отрицательным эмоциям проникать глубоко. Он стремился вообще не позволять себе раздражаться и злиться по мелочам, но в самом крайнем случае, когда обстоятельства или окружающие люди выводили его из себя, он сбрасывал негатив сразу же - едкими словами или разрушительным кидо. Всё, что угодно, только бы не заставлять Мурамасу страдать от его несдержанности.
Со временем это настолько вошло в привычку, что Кога совершенно не удивлялся постоянно спокойной и солнечной погоде своего мира. Вот и сейчас его душевное смятение отражалось разве лишь в легком бризе, морщащем поверхность океана и легонько треплющем кончики волос. Шинигами глубоко вдохнул, прикрывая глаза и подставляя лицо ласковым лучам солнца. Он и сам успокаивался здесь - отчасти из-за самовнушения, отчасти потому, что во внутреннем мире присутствие второй половинки его души ощущалось намного более ярко и всеобъемлюще.
Кога соскочил на колонну, едва поднимающуюся над волнами, и уселся на краю, по старой привычке пытаясь пронзить взглядом водную гладь и рассмотреть, что скрывается на дне. Возможно, когда-нибудь он всё же нырнет... но пока ему было довольно и поверхности океана; погружаться глубже и открывать для себя потаённые части собственной души было, честно говоря, боязно.
- Мурамаса, - негромко позвал он, поднимая голову и оглядывая близлежащие колонны. Занпакто имел привычку появляться за спиной Коги, но туда мужчина намеренно не смотрел: если мечу хочется добавить в общение немного театральности, зачем портить ему развлечение?
Сейчас шинигами приветствовал всё знакомое и привычное - в противовес тому, что ему предстояло в самом недалеком будущем.
Он с каменным лицом выслушал капитана Кучики на общем построении; подтвердил, как и все члены шестого отряда, свою готовность служить Сейрейтею и выполнять приказы Ямамото-сотайчо; потом раздавал собственные приказы, отправляя отряды на разведку или на дополнительные тренировки... Но всё это время он чувствовал, будто земля уходит из-под ног, оставляя неприятное ощущение неестественности, нереальности происходящего: ведь шинигами существовали для того, чтобы сражаться с пустыми - как же оказалось, что сейчас им придется поднимать мечи друг на друга?
Возможно, он справился бы с неловкостью и волнением и задал эти вопросы Гинрею; но в его глазах Кога видел лишь равнодушное принятие ситуации. Возможно, капитану Кучики было не впервой сражаться против своих, и он уже смирился с этим, а может быть, ему просто было всё равно, на кого смотрит кончик его занпакто... так или иначе, вопросы застряли в горле Коги, так и не найдя выхода.
Сейчас, когда требующие немедленного решения дела были завершены, шинигами не терпелось наконец-то поделиться своими сомнениями со своим верным компаньоном - единственным, кто всегда выслушает, не осуждая, и не станет считать его слабаком за нежелание отнимать жизни.

Между одним мгновением и следующим Мурамаса появился именно там, где и ожидалось. Хотя, если верить собственным ощущениям, он не столько "появился", а "сконденсировался" – раньше незримое присутствие занпакто было равномерно распределено вокруг, составляя саму основу существования их общего мира. Но прежде чем отреагировать на появление желанного собеседника, Кога дождался его вопроса. Услышать голос Мурамасы, еще не видя его лица, и на слух различить в нем все оттенки эмоций, а потом проверить свою интуицию, скользнув взглядом по родным чертам и заглянуть в аквамариновые глаза - еще один маленький ритуал, привычный и успокаивающий.
Вместо того, чтобы развернуться к мечу, Кога запрокинул голову, опираясь на отставленные назад руки, и воззрился на него снизу вверх. В таком ракурсе Мурамаса выглядел более озабоченным, чем ожидалось, хотя непонятно было, связано ли это с тем, что он уловил из настроения хозяина, или просто с его необычной позой. Вздохнув, Кога продолжил свое движение, улегшись спиной на плоский срез колонны и заложив руки за голову. Взгляд шинигами плавно скользнул на голубое небо, не омраченное даже клочком облака. Контраст между этой пустотой и мешаниной мыслей в голове заставил Когу невесело усмехнуться.
Сейчас, наконец оказавшись в том месте и в том обществе, которого так жаждал целый день, он вдруг понял, что не знает, как облачить в слова все бурлящие в душе сомнения и эмоции. Впрочем, здесь никто не будет его торопить - верный занпакто может часами молчаливо наблюдать, совершенно не испытывая неудобства из-за затянувшегося ожидания, и не станет подгонять или переспрашивать. Но всё-таки вслух думать, наверное, проще; звуки помогают мыслям обрести целостность и завершенность, а иногда даже дают произносящему возможность взглянуть на них с новой стороны.
- У нас с тобой странная сила, не так ли... - начало речи оказалось неожиданным даже для самого Коги. Но, только начав говорить, он понял, что именно беспокоило его больше всего в только что начавшемся восстании. - Шинигами существуют для того, чтобы уничтожать пустых и защищать невинные души от превращения в них. Однако твоя власть простирается не над ними, а над занпакто - оружием наших соратников...
За всю свою жизнь у Коги не мелькало ни намека на мысль о недовольстве такой расстановкой сил. Возможно, шикай и банкай на поле боя применялись не так уж часто, но всеми своими силами и знаниями шинигами был обязан Мурамасе, мягко и терпеливо направлявшему его к совершенствованию контроля над своей реяцу и даже изобретению собственных кидо; занпакто был для него в первую очередь не оружием, а наставником и другом - бесценным и единственным. Так что слова шинигами были не упреком, а лишь началом мысли о том, что предстояло им в ближайшем будущем.
Конец ее, который Кога озвучил, безответственно пропустив середину, был таков:
- Скажи, занпакто может убить своего хозяина?

"Насколько проще было бы жить, если бы я был лишь мечом!" Несмотря на серьезность, и даже в чем-то трагичность ситуации (о которой сам занпакто еще не имел понятия), Кога не мог не улыбнуться в ответ на слова Мурамасы. В его тоне сквозило откровенное недоумение, мол, как это хозяин до сих пор не вник в такие тривиальные вещи? В такие моменты у шинигами складывалось двоякое впечатление о своем верном спутнике: с одной стороны, он казался мудрым наставником, для которого в жизни не было ни одного неотвеченного вопроса, с другой же - наивным ребенком, не представляющим, что жизнь неизмеримо сложнее того схематического образа, в который могла бы безболезненно вписаться его философия.
Хотя, наверное, для мечей всё действительно было именно так просто, как говорил Мурамаса. Если занпакто в его подчинении, и отдан соответствующий приказ, то чужому мечу уже будет неважно, чью плоть пронзать - пустых или собственного хозяина. Кога попытался представить, каково было бы ему самому, если бы кто-то завладел его сознанием и приказал напасть на своих родичей (пусть и не кровных, но оттого не менее дорогих). Хватило бы ему воли сопротивляться приказу? Смог бы он вообще осознать, что его рукой управляет сила извне? С губ шинигами невольно сорвался вздох. Вопрос о том, как ощущают себя духовные мечи, оказавшиеся во власти шепота Мурамасы, был мелочью по сравнению с тем, что испытали бы шинигами, на которых обратилось собственное оружие. Проводники душ мало кому доверяли так же, как висящему на бедре клинку; возможность подобного предательства большинству из них вообще не пришла бы в голову. Лишь только самые догадливые из тех, кто наблюдал меч Коги в действии, исподтишка бросали на него настороженные взгляды, смысл которых далеко не сразу стал понятен самому шинигами. "Сегодня он воплотил мой меч, и тот стоял надо мной, защищая от пустых, пока медики оказывали мне первую помощь. Что помешает ему завтра воплотить его, чтобы отправить меня в могилу?" - безмолвно говорили эти взгляды.
"'Сегодня - соратники, завтра - враги.' Вот и Мурамаса, в своей извечно невозмутимой манере констатации совершенно очевидного, вторит этим взглядам. Неужели же я один до сих пор считаю, что убивать своих - кощунство?"
- В нас во всех, наверное, слишком силен инстинкт убийства - что в шинигами, что в их занпакто, - вслух продолжил мысль Кога, невольно скашивая глаза на опустившегося рядом с ним на корточки Мурамасу в ожидании безмолвного подтверждения своего тезиса. - Мечи еще можно понять, ведь они и созданы для сражений. Но я всегда думал, что мы... - Кога запнулся и безрадостно хмыкнул, понимая, что не сможет облечь свои ожидания и представления в слова. - В Сейрейтее восстание, - вместо попыток облечь абстракции в слова, шинигами перешел к сухой констатации фактов, - Кучики-тайчо уверен, что активные боевые действия начнутся со дня на день.
Кога закрыл глаза  и закусил внутреннюю часть щеки. Больше всего его беспокоила роль, которую он неизбежно должен был сыграть в подавлении восстания, но касаться этой темы мужчина опасался - и не в последнюю очередь потому, что с точки зрения меча ситуация вообще не была проблемной, что было очевидно из равнодушных ответов Мурамасы.

Среди всего своего круга общения только с двумя людьми (точнее, двумя существами, потому что Мурамасу к первой категории никто бы не причислил) Кога вел глубокомысленные дискуссии; однако содержание и тон подобных разговоров были практически противоположны. В случае с Гинреем - вторым существом, расположенным к философским беседам - молодому шинигами приходилось мучительно долго расшифровывать туманные намеки и полные аллегорий наставления. Мурамаса же, наоборот, всегда был прямолинеен, и настойчиво требовал того же от собеседника. Это качество играло не последнюю роль в желании Коги обсудить со своим мечом накопившиеся проблемы и терзающие душу сомнения; глубокомысленная таинственность, быть может, и была более традиционна для клана Кучики, но одному конкретному представителю этого клана больше подходила кристальная ясность.
"Что говорит обо мне тот факт, что я умудрился запутать собственный меч? - усмехнулся про себя Кога, наблюдая из-под полуприкрытых век за собеседником. - Вот лежу я тут, изрекаю какой-то туманный бред, вполне достойный своего капитана, и жду, что Мурамаса сможет не только вытащить из него что-то осмысленное, но и успокоить мои сомнения. Прекрасный хозяин, ничего не скажешь!"
Шинигами поймал ладонь своего занпакто и опустил их сомкнутые руки на нагретый солнцем камень. Каждый воин чувствует себя увереннее, когда его рука покоится на рукояти меча - просто потому, что имеет физическое подтверждение своей способности защитить себя... и не важно, материальна ли угроза, от которой требуется защита.
Какая-то часть сознания, по-ребячески раздражительная и обидчивая, хотела, чтобы Мурамаса без лишних слов и объяснений знал всё то, что беспокоит его хозяина. Но даже будь это возможно, смог бы меч как-то ответить на сумбурные и толком не оформленные ощущения и предчувствия? Да и хотел ли сам Кога, чтобы кто-то другой принес ему на блюдечке все ответы и заботливо вложил в рот, предварительно порезав на удобные для переваривания мелкие кусочки?
В том, как Мурамаса задавал свои кажущиеся наивными вопросы, было больше помощи, чем в любой пространной гинреевской лекции. Они заставляли Когу думать вместо того, чтобы просто чувствовать, они помогали анализировать и сортировать, а значит, и делать выводы.
- Не обижайся, - тихо проговорил он на едва заметное возмущение в ответе меча о своем предназначении. Если воспринимать занпакто как оружие, высказывание шинигами трудно было оспорить; однако ни в коем случае нельзя было забывать и о той уникальной связи, которая существовала между ними и их владельцами. - Твоя поддержка для меня неоценима, ты же знаешь. Но если речь идет о ком-то другом... - Кога попытался вспомнить какую-нибудь дословную цитату своего занпакто о том, каков у мечей основной инстинкт и как именно проще всего избавиться от проблем. Он помнил, что в разных вариациях эти слова проскальзывали у него не раз, но, как на зло, в голову ничего не приходило. - Так или иначе, я почему-то наивно верил, что для шинигами более принципиально, на кого именно направлять свой клинок.
От добродушной иронии, сопровождавшей мысли об отношении своего занпакто к врагам любого вида и сорта, настроение сползло к разочарованной горечи.
- Боевые действия меня тревожат, и весьма сильно, - намеренно повторил фразу Мурамасы он, - но не потому, конечно, что я сомневаюсь в собственных силах. В наших силах, - он сделал ударение на слове "наших", чуть сильнее сжав ладонь занпакто в своей. - Я просто...
И ту спутанный клубок его мыслей осветила вспышка озарения. Он едва ли не подскочил на месте, резко сев и наклонившись к Мурамасе, непроизвольно еще сильнее сжимая его ладонь.
- Я впервые ощущаю себя всего лишь мечом! - выпалил он, и тут же поспешил объяснить. - В схватках с пустыми я действовал по собственной воле; я верил, что делаю именно то, ради чего был рожден, и испытывал гордость за то, что защищаю невинные жизни и избавляю мир от зла. Но сейчас я - просто меч; и даже не занпакто, а обычная железка, бездумно повинующаяся держащей его руке. Я должен делать что-то лишь потому, что мне приказывают; мои собственные желания и мнения здесь не играют никакой роли. Но хуже того... - плечи шинигами опустились и бешеную энергию сменила неуверенность, - у меня сейчас такое чувство, будто меня именно для этого и ковали. Всё, чем я занимался раньше, всё, чем я гордился и что приносило мне радость, было для того, кто держит меня за рукоять, простой тренировочной возней, а моя истинная цель - сражаться с шинигами. В этом - моя сила, и именно под это меня затачивали и закаляли.

Последний вопрос Мурамасы едва не оказывается погребен под грудой противоречивых мыслей и эмоций, вызванных предыдущей короткой речью. Но на него как раз ответить проще всего; изложение фактов не требует особого внимания, позволяя части сознания сосредоточиться на словах занпакто и выстроить возражения на них.
- Мне и моим людям приказано остановить мятежников любой ценой, - сейчас этот факт уже не вызывает такого же инстинктивного отторжения, что пару часов назад. Наверное, разум, чтобы защитить себя, способен принять и привыкнуть даже такие, противоречащие собственным принципам, обстоятельства. - А мятежники - такие же шинигами, как и я, только купившиеся на обещания лучшей жизни после свержения нынешних правителей.
Восстание, собственно, не было неожиданностью; волнения в Сейрейтее начались несколько месяцев назад, и последнее время большая часть разговоров с Гинреем сводилась к их причинам и возможным последствием, а проще говоря - к политике. Сам Кога не любил все эти ухищрения и многоуровневые стратегии, но основную суть происходящего мог уловить и сформулировать парой фраз даже его неискушенный в интригах разум.
- Мы будем проливать кровь друг друга за право чьих-то задниц сидеть на креслах Совета 46, - проходи разговор во внешнем мире, Кога бы сплюнул со злости, но портить свой внутренний мир из-за каких-то зажравшихся стариков он не собирается. - Вот только непонятно, почему те задницы, которые защищаю я, имеют на них больше прав, чем те, которые пытаются отнять насиженное; ведь вместо того, чтобы искать глав заговорщиков они без сожаления отправляют нас на войну.

"А собственно, почему я должен возражать Мурамасе?" - возникает удивительная в своей очевидности мысль. В сознание каждого члена Готея 13 годами вбивается уверенность в том, что приказы сверху неоспоримы и их надлежит немедленно выполнять, но разве сам он не высказал только что сомнение в правомочности этих приказов?
Где-то в глубине души Коги всегда теплилось желание заслужить уважение и признание окружающих. Героические поступки ведь не теряют в героизме, если совершающий их человек получает удовольствие, слушая потом похвалы и восторги? Повышение в ранге и наконец недавно полученное место третьего офицера виделись ему наградами за заслуги... теперь же они больше похожи на подкуп самолюбия того, кого начальству выгоднее держать при себе, чтобы можно было в нужный момент воспользоваться его силой. Той самой, которую, по мнению Мурамасы, он вправе использовать по собственному желанию, не оглядываясь на чужие желания. Той самой, которая в нынешнем конфликте практически гарантирует победу.

На какое-то мгновение Коге представляется идеал, который кажется его мечу очевидным и естественным.
Он - владыка, отдающий приказы. Это ли не высшее доказательство его силы, не самый верный способ демонстрации превосходства? Его честь позволит ему построить мир, в котором никому не придется наступать на горло собственным принципам и, стискивая зубы, убивать себе подобных вместо того, чтобы защищать их от внешней угрозы. В этом мире не будет смут и восстаний, потому что не будет недовольных своим положением...
Однако это видение в следующую секунду меркнет, потому что сейчас Кога как никогда ясно видит, что ждет его на пути к вершине.
- Те, кто возглавляет заговор, тоже хотят стать владыками, и вся мощь Готея направлена против них. Ты же предлагаешь мне самому встать на их место.
Соблазнительное видение не желает отступать до конца, поблескивая обещаниями всевозможных благ, но дорога к нему залита кровью тех, кому он хочет принести процветание.
Может быть, это особый вид трусости, но убивать, подчиняясь приказу, всё же предпочтительнее убийства по собственной воле.

Кога прекрасно понимает, что сам себя загнал в логический тупик, и попытки выбраться из него выглядят до неприличия жалко.
- Мне, похоже, повезло, что ты не бываешь недоволен моими приказами, - попытка пошутить тоже звучит довольно глупо, шинигами слышит это, еще не договорив до конца, - иначе я давно бы уже был свергнут со своего трона.

Долгая тишина на этот раз не звенит напряжением невысказанных слов. Мысли прекратили свой сумбурный танец в голове; они выстроены и озвучены, выслушаны и вложены кусочками мозаики в общую картину бытия. Вместо них на душе - какое-то опустошенное умиротворение, ради которого, в сущности, шинигами и спустился во внутренний мир. И над ответом Мурамасы не надо думать, достаточно дрейфовать на волнах сознания, пока он укладывается рядом с когиными детальками мозаики, закрывая бреши и скрывая выступы, пряча от взгляда ненужные швы.
Сейчас можно вновь почти беззаботно улечься на колонну, развернувшись так, чтобы голова на этот раз оказалась на коленях занпакто (из соображений удобства, разумеется, ведь они определенно мягче камня), и уставиться в небо, не отпуская его ладони. Можно расправить пальцы с длинными ногтями, а потом вновь согнуть их, чтобы они обхватывали руку. "Любой воин цепко держится за рукоять своего меча, - с довольной и слегка покровительственной улыбкой думает Кога, - но многие ли могут похвастать, что меч так же крепко держит в ответ?" Они с Мурамасой - одно целое; и это, пожалуй, единственная истина, в которой ему никогда не придется сомневаться.

- Какое-то время я буду просто мечом, - Это сравнение, так царапавшее гордость пару минут назад, сейчас лишь немного саднит. - Не таким мечом, как ты, мой верный Мурамаса, - добавляет шинигами, чтобы у его занпакто не было причин ни для обид, ни для недопонимания, - всего лишь тем, что не противится держащей его руке, не думая о том, куда направлен удар и какая сила вложена в него.
Кога - ведь он всё-таки не меч - не может иметь хозяина, но и быть верным всем сразу тоже невозможно, если он не хочет быть разорванным на части в разразившемся конфликте. Надо учиться расставлять приоритеты и занимать чью-то сторону. Если убеждения, показавшие себя наивными и чересчур идеалистичными, не дают прямого ответа на вопрос "какую", то почему бы не воспользоваться более земными соображениями?
С одной стороны - принявшая его в свое лоно семья, приятели времен академии, уважающие его подчиненные; с другой - чужие люди, угрожающие их благополучию. С одной стороны - люди, вкладывающие в него (пусть и неосознанно) частичку своего доверия; с другой - те, кому он ничем не обязан. И если ни одна из сторон не имеет больше прав на власть, чем другая, то разве долг не велит защищать существующий порядок от тех, кто провоцирует хаос без надежды на новый, лучший мир?
- А потом мы с тобой найдем подходящий путь, - соглашается Кога и с другими словами Мурамасы; впрочем, когда было так, что меч и хозяин не смогли бы прийти к единому мнению? - на котором не нужно будет проливать кровь. Чтобы получить право отдавать приказы и быть абсолютно уверенным в непоколебимой преданности тех, кто следует за тобой, нельзя подчинять, - мужчина переводит взгляд с небес на нависающее над ним лицо Мурамасы, и широко улыбается, потому что этой истине его тоже научил именно его занпакто, - нужно заслужить уважение.